Этот парфюм, ошеломляюще сладкий, жгучий, громкий и яркий, ассоциируется у меня с "ревущими двадцатыми". Да, я знаю, в 20-е годы ХХ века была совсем другая парфюмерия. Я даже пробовала винтажи тех лет. Могу похвастаться, что я дышала духами разных эпох! Но если воссоздать именно образ девушки 20-х - короткое шелковое платье, чулки со стрелками, а то и с вышивкой, бледное лицо с сильно накрашенным маленьким ртом и сильно подведенными глазами, два завитка на щеках, шляпа-каскетка, сигарета в мундштуке, днем она работает, пол ночи танцует до упада под лязг и визг джаза, любовник подарил ей «Shalimar» (явно чувствуются отголоски этого великого парфюма в шлейфе «LouLou»!) и катает на автомобиле, а мать требует по воскресеньям сопровождать в церковь и пилит за короткие платья и яркую помаду – в целом у меня получится именно «LouLou».
Сладко-жгучий, ромово-табачный парфюм со странными бензиновыми (или каучуковыми?) нотками.
В центре - сладкая слива, вымоченная в коньяке, карамелизированная в пережженном сахаре. Ваниль. Ладан. Довольно крепкий трубочный табак. Это основные ноты, вокруг которых бешеным многоцветным вихрем крутится все остальное: золотистый ром, корица, еще какие-то специи, амбра и почти душный в своей сладости цветочный букет из лилии и туберозы, и теплый мускус, как испарина на коже, и облака дорогой пудры - ноты фиалки, ирисового корня и гелиотропа. И бензин – или каучук? – в общем, что-то химическое, не указанное ни в одной пирамидке, ощущаемое практически всеми, кто пробовал «LouLou». На самом деле, конечно, эту ноту дало сочетание амбры и чего-то еще. С амброй это случается. И мне эта диссонансная нота не мешает.
«LouLou» - аромат вообще дисгармоничный, необычный, выделяющийся среди сладких, оригинальный и узнаваемый с полувздоха. И пусть главную ноту в нем со всей громкостью и пронзительностью играет жженый сахар, получился все же аромат не про сахар. И совсем не уютный. И даже не гурманский.
«LouLou» - аромат с характером. Со сложным характером.
Лучшей рекламой была бы самая знаменитая «LouLou» - Луиза Брукс.
Но, кажется, к ней аромат вовсе и не имел отношения.
А лучшая реклама из существующих реклам парфюма «LouLou» - та, которую я продемонстрировала в начале. Непристойная, шокирующая и завлекающая.
Хотя вот эта мне тоже очень нравится...
«LouLou» вообще повезло с рекламой.
Я впервые попробовала «LouLou» одновременно с «Eden». Я училась в институте, еще в первом своем институте, и была бедна: отец как раз потерял работу и то и дело лежал по больницам. Подружка детства, бросив институт, работала в магазине «ЛеМонти» и у нее водилось немало роскоши, вернее, того, что я могла воспринять, как роскоши: французская косметика, свежие номера «Космополитен», батарея лаков для ногтей, дорогая тушь для ресниц, и колготки она не штопала, а сразу выбрасывала.
И она могла позволить себе любые духи.
Помню, в каждодневной сумке она одновременно носила «Eden» и «LouLou». Не знаю, зачем сразу два. Но именно она дала их мне попробовать. Мне страшно понравились оба. Но в «Eden» я влюбилась со всеми последствиями... А про «LouLou» решила: закончу институт, начну зарабатывать, куплю и его. Я не знала тогда, что парфюмы снимают с производства... Иногда даже шедевры.
Но когда-нибудь будет.
Правда, я редко буду им пользоваться. Он для молодой и сильной. Для той, которая может плясать половину ночи, а утром идти на работу. К тому же «LouLou» требует яркую помаду и красивые чулки - как минимум. Но можно не потворствовать и одеваться, как привыкла… Хотя в этом случае поединок характеров неминуем.
Стойкость у «LouLou» великолепная.
Шлейф – о, да…
Зато у нее есть жгучая и жуткая тайна, как у Стеллы из «Мэйфейрских ведьм» Энн Райс.
У Стэллы Мэйфейр, которая, по слухам, состояла в любовной связи с собственным братом, от него родила ребенка.
А потом брат-любовник ее застрелил. Прямо во время танца.
Когда я вдыхаю «LouLou», я вспоминаю эпизод из «Мэйфейрских ведьм»:
«Я уже намеревался было покинуть зал, когда взгляд мой случайно упал на танцующих возле самых окон людей и я вдруг догадался, что смотрю прямо на Стеллу. Она выглядела так восхитительно и эффектно, что никакими словами передать это невозможно, равно как и любое ее изображение не в силах передать истинное обаяние этой женщины. На ней было платье из золотистого шелка, столь обтягивающее и короткое – оно едва прикрывало красивой формы колени, – что больше походило на отделанную бахромой нижнюю сорочку. И платье и тончайшие чулки были усеяны крошечными золотистыми блестками, а в коротко подстриженных черных вьющихся волосах блестели сделанные из шелка золотисто-желтые цветы. На изящных запястьях сверкали золотые браслеты, а обнаженную шею украшал фамильный изумруд Мэйфейров. В сочетании со всем остальным он выглядел старомодно, и в то же время, глядя на это поистине неповторимое произведение ювелирного искусства, нельзя было не прийти в восторг от филигранной работы мастеров.
Стройная, с маленькой грудью, что, впрочем, не мешало ей казаться удивительно женственной, с багрово-красной помадой на губах и огромными темными, почти черными глазами, которые время от времени вспыхивали, словно драгоценные камни, эта женщина-дитя приковывала к себе всеобщее внимание окружающих – они ловили каждый ее взгляд, следили за каждым жестом, каждым движением в танце. А она, задорно смеясь, то нещадно била высокими тонкими каблучками изящных туфелек по отполированному до блеска полу, то, откинув назад голову и широко разведя в стороны руки, стремительно кружилась на месте.
– Отлично, Стелла! – слышались отовсюду голоса восхищенных почитателей. – Еще! Еще! Великолепно, Стелла!
И Стелла, продолжая свой потрясающий танец, самозабвенно следуя его безумному ритму, каким-то образом ухитрялась мило откликаться на реплики поклонников.
За всю свою жизнь мне еще не приходилось встречать человека, столь искренне наслаждающегося звучанием музыки и одновременно столь ценящего всеобщее внимание к самому себе. При этом в ее поведении не было и тени цинизма или тщеславия. Боже упаси! Создавалось впечатление, что она просто игнорирует подобные глупости, не позволяет им даже на миг проникнуть в свое сознание, обращенное лишь на нее саму и на тех, кто ее окружает.
Что касается ее партнера, то я далеко не сразу обратил на него внимание, хотя, уверен, при иных обстоятельствах этот юноша немедленно вызвал бы мой интерес, особенно если учесть, что он был удивительно похож на Стеллу: те же темные глаза и волосы, такая же, как у нее, белая кожа. Однако он был еще очень молод, почти мальчик – высокий, слишком худой для своего роста, с фарфорово-чистым, без следа пробивающейся бороды или усов лицом.
Тем не менее он в не меньшей степени, чем Стелла, излучал беззаботность и жизненную силу. И когда танец закончился, она вскинула вверх руки и со всего размаха упала спиной в его объятия, явно уверенная в том, что партнер сумеет удержать. Он обнял ее, ничуть не смущаясь, провел ладонями по стройному телу, а потом нежно поцеловал в губы. В его поведении не было и намека на театральность. По правде говоря, мне показалось, что он вообще никого и ничего не видел, кроме Стеллы, как будто в зале были лишь двое – он и она.
Гости окружили их тесным кольцом. Кто-то уже поил Стеллу шампанским, в то время как она по-прежнему оставалась в объятиях юноши, буквально висела на его руках. Опять заиграла музыка. Несколько пар – молодые, веселые, модно одетые – начали новый танец».
Стелле подошли бы эти духи.
И Луизе Брукс.
Может, поэтому их все еще нет у меня.
