Первый раз я познакомилась с этим ароматом в лучшем,
наверное, его виде: в виде винтажного парфюма. Маленький-маленький флакончик,
сам по себе похожий на украшение, в чехольчике: изнутри – золотистый атлас,
снаружи – кремовый, с золотыми листьями. Коробочки не было. Крышечка круглая, как на фото.
Мне его подарила
подруга, равнодушная к духам. Он принадлежал ее бабушке. До сих пор не могу
придти в себя от благодарности за такую щедрость.
Берегу, цежу по капле. Стойкость – изумительная. Красота – тоже.
Не понимаю Луку Турина, который говорит «парфюм играет сразу с двумя капканами: излишества и вульгарности» — видно, у нас с ним разные представления о вульгарности. Парфюм необыкновенно деликатный, окутывает легкой теплой дымкой, стелется тонким шлейфом. По мере ношения, становится все нежнее, все более утонченным. Другие ароматы обычно уходят в сладость, в ваниль. Этот в начале имеет ванильную нотку, но потом она пропадает, сменяясь цветами, цветами, цветами... И мускусом.
Он не сладкий. Он сладостный. Сладостный и теплый, уютно-мускусный: это не будуар, это декольте – горячая кожа, слегка припудренная дорогой пудрой, и к декольте приколот букетик ароматных цветов, согревшихся от близкого тепла. Цветы по-отдельности не различимы, именно ощущение благоуханного букета, в котором очень гармонично слились разные ноты. Фон – ароматические смолы, бальзамические ноты, амбра. Циветта придает животную теплоту. Но все это – на заднем плане, а на переднем – букет в декольте дамы, протанцевавшей весь вечер.
Представляется век – нет, не XIX-й, тогда ароматы любили нежные и неявные, невинные, прохладные, — скорее XVIII-й: глядя на изысканные флакончики в Музее Парфюмерии, воображаешь себе именно такой аромат: богатый, сложный, чувственный, но не кричащий — аристократический.
И конечно, ассоциации с романом «Парфюмер» — неизбежные всякий раз, когда сталкиваешься с по-настоящему прекрасными духами на мускусной основе… Правда, мне вспомнились творения парфюмера Пелисье, которому так завидовал Бальдини. Те самые духи «Амур и Психея», которые Бальдини пытался разложить на составляющие.
«Духи были отвратительно хороши. Этот убогий Пелисье, к сожалению, знал толк в своем деле. Боже, какой мастер, пусть он тысячу раз ничему не учился! Бальдини хотел бы, чтобы, это были его духи — «Амур и Психея». В них не было ни тени вульгарности. Абсолютно классический запах, завершенный и гармоничный. И в то же время восхитительно новый. Он был свежим, но не назойливым. Он был цветочным, но не слащавым. Он обладал глубиной, великолепной, притягательной, роскошной, темно-коричневой глубиной — при этом в нем не было ни перегруженности, ни высокопарности.
Бальдини почти благоговейно встал и еще раз поднес к лицу платок. «Чудесно, чудесно… — бормотал он, жадно принюхиваясь. — В нем есть веселость, он прелестен, как мелодия, он прямо-таки поднимает настроение… Какая чепуха!» И он в ярости швырнул платок обратно на стол, отвернулся и отошел в самый дальний угол кабинета, словно устыдился своей восторженности».
Берегу, цежу по капле. Стойкость – изумительная. Красота – тоже.
Не понимаю Луку Турина, который говорит «парфюм играет сразу с двумя капканами: излишества и вульгарности» — видно, у нас с ним разные представления о вульгарности. Парфюм необыкновенно деликатный, окутывает легкой теплой дымкой, стелется тонким шлейфом. По мере ношения, становится все нежнее, все более утонченным. Другие ароматы обычно уходят в сладость, в ваниль. Этот в начале имеет ванильную нотку, но потом она пропадает, сменяясь цветами, цветами, цветами... И мускусом.
Он не сладкий. Он сладостный. Сладостный и теплый, уютно-мускусный: это не будуар, это декольте – горячая кожа, слегка припудренная дорогой пудрой, и к декольте приколот букетик ароматных цветов, согревшихся от близкого тепла. Цветы по-отдельности не различимы, именно ощущение благоуханного букета, в котором очень гармонично слились разные ноты. Фон – ароматические смолы, бальзамические ноты, амбра. Циветта придает животную теплоту. Но все это – на заднем плане, а на переднем – букет в декольте дамы, протанцевавшей весь вечер.
Представляется век – нет, не XIX-й, тогда ароматы любили нежные и неявные, невинные, прохладные, — скорее XVIII-й: глядя на изысканные флакончики в Музее Парфюмерии, воображаешь себе именно такой аромат: богатый, сложный, чувственный, но не кричащий — аристократический.
И конечно, ассоциации с романом «Парфюмер» — неизбежные всякий раз, когда сталкиваешься с по-настоящему прекрасными духами на мускусной основе… Правда, мне вспомнились творения парфюмера Пелисье, которому так завидовал Бальдини. Те самые духи «Амур и Психея», которые Бальдини пытался разложить на составляющие.
«Духи были отвратительно хороши. Этот убогий Пелисье, к сожалению, знал толк в своем деле. Боже, какой мастер, пусть он тысячу раз ничему не учился! Бальдини хотел бы, чтобы, это были его духи — «Амур и Психея». В них не было ни тени вульгарности. Абсолютно классический запах, завершенный и гармоничный. И в то же время восхитительно новый. Он был свежим, но не назойливым. Он был цветочным, но не слащавым. Он обладал глубиной, великолепной, притягательной, роскошной, темно-коричневой глубиной — при этом в нем не было ни перегруженности, ни высокопарности.
Бальдини почти благоговейно встал и еще раз поднес к лицу платок. «Чудесно, чудесно… — бормотал он, жадно принюхиваясь. — В нем есть веселость, он прелестен, как мелодия, он прямо-таки поднимает настроение… Какая чепуха!» И он в ярости швырнул платок обратно на стол, отвернулся и отошел в самый дальний угол кабинета, словно устыдился своей восторженности».
Далее у меня появился винтажный колонь. Он не в круглом, а в
квадратном флаконе. Наклейка не цветная. Старый, прислан из США.
Цветов меньше, чем в духах, теплой амбры и "животины" больше, больше смол, больше бальзамических нот, и в общем — словно бы другой аромат, я даже думала разделить рецензии на два отдельных поста.
Ибо в духах вот это теплое-уютное-медовое — как фон к
цветочному букету.
А в колоне фон выходит на передний план, цветов же почти не
чувствуется, разве что жасмин и иланг, удачно растворившиеся в
амброво-смолистом великолепии.
Но как же он мне нравится, боже мой, как он мне нравится!
Этот аромат — как интимная ласка. Ему надо довериться — и тогда он окутывает теплом и счастьем. Как одеяло, сшитое из драгоценного меха. Зимняя ночь, холод в спальне, жар под одеялом, благоухание курений...
Но как же он мне нравится, боже мой, как он мне нравится!
Этот аромат — как интимная ласка. Ему надо довериться — и тогда он окутывает теплом и счастьем. Как одеяло, сшитое из драгоценного меха. Зимняя ночь, холод в спальне, жар под одеялом, благоухание курений...
В сути своей, согревающей, соблазняющей и интимной, аромат похож на "Muscs Koublai Khan" Serge Lutens, нотами и густотой родственен с "Tabu" Dana, и при всем при этом совершенно оригинален – и ни на что не похож.
Обожаю обе версии. Ужасает, что когда-нибудь они закончатся.
Комментариев нет:
Отправить комментарий